На нем в концлагере тоже ставили эксперименты…

Военное поколение – особенное. Люди этого возраста лично мне всегда кажутся и надежнее, и мудрее. Потому что многое испытали и потому что глядели в глаза смерти. И это не только участники боев, но и те, кто мучился в концентрационных лагерях, был угнан на принудительные работы в Германию, жил на оккупированной врагом территории. Всех война опалила своим страшным огнем, всем искалечила судьбы, а у миллионов украла детство, отрочество и юность… Отдельная всегдашняя боль и память – это несовершеннолетние узники, на долю которых выпали совсем нечеловеческие испытания, жуткие медицинские эксперименты, смерть от голода и холода, сожжение в печах лагерного крематория.
Такая страшная участь выпала и Сергею Даниловичу Шляхотко из Большой Берестовицы, который тоже был «под­опытным материалом у лагерных врачей». Недавно отмечался Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. И воспоминания с новой силой и так ярко, словно это было вчера, нахлынули на этого человека. Впрочем, они, эти воспоминания, даже при его самом страстном желании все забыть никогда и никуда не денутся: о войне всегда напоминают искалеченные рука и нога.
А началась Великая Отечественная для Сергея Даниловича со страшной трагедии, которая разыгралась в его родной деревне. Придя в нее, фашисты расстреляли двадцать человек, и среди них были восемнадцать родственников их семьи. Сами Шляхотки чудом уцелели, но затем и их ждали тяжелые испытания. Через несколько дней по подсказке предателей Сергея и его сестру с двадцатью деревенскими парнями и девчатами арестовали, бросили в Слонимскую тюрьму, потом вывезли в фашистский концлагерь. Было ему в ту пору всего пятнадцать лет. «121» – такой номер имел малолетний узник в концентрационном лагере под Дюссельдорфом. Вот что он вспоминает:
– Вместе с пленными советскими красноармейцами нас гоняли из лагеря на работы. Разгружали баржи, что везли по реке Рейн цемент, известь, кирпич и перегружали все это в вагоны. Поднимали нас ни свет ни заря и не отпускали в бараки до самого темна. Отправляли и на другие работы. Помню, как очень долгое время ремонтировали мясокомбинат. Такая тяжелая ежедневная работа на износ сильно изнуряла, к тому же постоянно донимал голод. Ведь то, как кормили в лагере, не могло поддерживать силы даже неработающих людей. Утром кинут тебе в окошко 300 граммов хлеба, и хочешь – сразу весь съедай, хочешь – до вечера растягивай, а больше тебе его не дадут. Вечером наливали в миску какой-то жидкой баланды, и это все. Многие от голода и истощения умирали ночью на нарах. А еще каждый из нас боялся, что не сегодня-завтра получит пулю в спину, потому что тех, кто слабел и не мог дойти до места работы, прямо в колонне расстреливали. Сначала я не понимал, что это за выстрелы подчас слышны. Потом товарищи объяснили мне: это расстреливают ослабевших.
Во время работы надзиратели подгоняли их «гумой» и прикладами. А однажды в Сергея, везущего тачку с грузом, выстрелил такой же, как он, немецкий подросток с нашивками на одежде «гитлер­югенд». Выстрелил просто так, ради смеха. А у Сергея не только на теле остался шрам на всю жизнь, но и в памяти – зарубка…
…Перед наступлением наших войск, во время воздушного налета американской авиации, Сергея контузило, и он оказался под рухнувшим зданием. Сильно раздробило бедро и локтевой сустав. В бессознательном состоянии подростка вытащили из-под обломков товарищи по бараку. И все они, как потом сами рассказывали, понимали, что смерти ему не избежать: в подобном случае фашисты расстреливали любого. Но… Все были удивлены, что подростка почему-то не добили, а принялись его лечить, даже сделали операцию. Уже много позже Сергей Данилович понял: он попал в разряд тех узников, над кем фашистские медики упражнялись с целью накопления хирургического опыта по спасению своих раненых. Ему удалили два здоровых ребра и затем одно из них вживили в раздробленный тазобедренный сустав, а второе – в локтевой.
Сергей находился на волоске от смерти. Только в коме он пробыл целых полгода. И в таком тяжелом состоянии попал в руки американцев, которые захватили Дюссельдорф и его окрестности. Девять месяцев пробыл подросток в госпитале, американские врачи сделали ему больше десятка операций. Речь шла о необходимости отнять руку, но Сергей ни за что не соглашался, хотя в таком случае ему абсолютно ничего не гарантировали. Но он все же выжил, и это главное, хотя рука и нога всю жизнь так и не сгибаются…
А дальше была трудная дорога домой: фильтрационный лагерь в расположении наших войск, бесконечные проверки. В свою деревню вернулся лишь в ноябре 1946 года. Больной, искалеченный войной, но – живой! Сергею поручили собирать молоко с подворий односельчан. Это затем и определило весь его дальнейший жизненный путь. Толковый, стремящийся к знаниям юноша уверенно шел по должностным ступенькам молочной отрасли. Был лаборантом молочного завода в Слониме, затем у нас в Берестовице в шестидесятых годах от мастера «дорос» до директора маслосырзавода. 36-летний труд Сергея Даниловича в молочной отрасли отмечен главной на ту пору наградой страны – орденом Ленина, а также медалью «За доблестный труд». Лацканы его пиджака украшают и три юбилейные награды за победу над фашизмом.
…Такая вот судьба. В жизни она часто испытывала Сергея Даниловича на прочность. Но, несмотря на все посланные ему испытания, этот человек в свои 85 лет не утратил ни интереса к жизни, ни своей всегдашней активности.
Мария Драпеза, фото автора